Глава III
Савелий, богатырь святорусский

С большущей сивой гривою, Чай, двадцать лет не стриженной, С большущей бородой, Дед на медведя смахивал, Особенно как из лесу, Согнувшись, выходил. Дугой спина у дедушки. Сначала все боялась я, Как в низенькую горенку Входил он: ну распрямится? Пробьет дыру медведице В светелке головой! Да распрямиться дедушка Не мог: ему уж стукнуло. По сказкам, сто годов. Дед жил в особой горнице, Семейки недолюбливал, В свой угол не пускал; А та сердилась, лаялась, Его «клейменым, каторжным» Честил родной сынок. Савелий не рассердится. Уйдет в свою светелочку, Читает святцы, крестится, Да вдруг и скажет весело: «Клейменый, да не раб!»... А крепко досадят ему — Подшутит: «Поглядите-тко, К нам сваты!» Незамужняя Золовушка — к окну: Ан вместо сватов — нищие! Из оловянной пуговки Дед вылепил двугривенный, Подбросил на полу — Попался свекор-батюшка! Не пьяный из питейного — Побитый приплелся! Сидят, молчат за ужином: У свекра бровь рассечена, У деда, словно радуга. Усмешка на лице. С весны до поздней осени Дед брал грибы да ягоды, Силочки становил На глухарей, на рябчиков. А зиму разговаривал На печке сам с собой. Имел слова любимые, И выпускал их дедушка По слову через час. «Погибшие... пропащие...» «Эх вы, Аники-воины! Со стариками, с бабами Вам только воевать!» «Недотерпеть — пропасть! Перетерпеть — пропасть!..» «Эх, доля святорусского Богатыря сермяжного! Всю жизнь его дерут. Раздумается временем О смерти — муки адские В ту-светной жизни ждут». «Надумалась Корёжина, Наддай! наддай! наддай!..» И много! да забыла я... Как свекор развоюется, Бежала я к нему. Запремся. Я работаю, А Дема, словно яблочко В вершине старой яблони, У деда на плече Сидит румяный, свеженький... Вот раз и говорю: «За что тебя, Савельюшка, Зовут клейменым, каторжным?» — Я каторжником был. — «Ты, дедушка?» — «Я, внученька! Я в землю немца Фогеля Христьяна Христианыча Живого закопал... — «И полно! шутишь, дедушка!» — Нет, не шучу. Послушай-ка! — И всё мне рассказал. — Во времена досюльные Мы были тоже барские, Да только ни помещиков, Ни немцев-управителей Не знали мы тогда. Не правили мы барщины, Оброков не платили мы, А так, когда рассудится, В три года раз пошлем. — «Да как же так, Савельюшка?» — А были благодатные Такие времена. Недаром есть пословица, Что нашей-то сторонушки Три года черт искал. Кругом леса дремучие, Кругом болота топкие. Ни конному проехать к нам, Ни пешему пройти! Помещик наш Шалашников Через тропы звериные С полком своим — военный был — К нам доступиться пробовал, Да лыжи повернул! К нам земская полиция Не попадала по́ году, — Вот были времена! А ныне — барин под боком, Дорога скатерть-скатертью... Тьфу! прах ее возьми!.. Нас только и тревожили Медведи... да с медведями Справлялись мы легко. С ножищем да с рогатиной Я сам страшней сохатого, По заповедным тропочкам Иду: «Мой лес!» — кричу. Раз только испугался я. Как наступил на сонную Медведицу в лесу. И то бежать не бросился, А так всадил рогатину, Что словно как на вертеле Цыпленок — завертелася И часу не жила! Спина в то время хрустнула, Побаливала изредка, Покуда молод был, А к старости согнулася. Не правда ли, Матренушка, На очеп1 я похож? — «Ты начал, так досказывай! Ну, жили — не тужили вы, Что ж дальше, голова?» — По времени Шалашников Удумал штуку новую, Приходит к нам приказ: «Явиться!» Не явились мы, Притихли, не шелохнемся В болотине своей. Была засуха сильная, Наехала полиция, Мы дань ей — медом, рыбою! Наехала опять, Грозит с конвоем выправить, Мы — шкурами звериными! А в третий — мы ничем! Обули лапти старые, Надели шапки рваные, Худые армяки — И тронулась Корёжина!.. Пришли... (В губернском городе Стоял с полком Шалашников.) «Оброк!» — Оброку нет! Хлеба не уродилися, Снеточки не ловилися... — «Оброк!» — Оброку нет! — Не стал и разговаривать: «Эй, перемена первая!» — И начал нас пороть. Туга мошна корёжская! Да стоек и Шалашников: Уж языки мешалися, Мозги уж потрясалися В головушках — дерет! Укрепа богатырская, Не розги!.. Делать нечего! Кричим: постой, дай срок! Онучи распороли мы И барину «лобанчиков»2 Полшапки поднесли. Утих боец Шалашников! Такого-то горчайшего Поднес нам травнику, Сам выпил с нами, чокнулся С Корёгой покоренною: «Ну, благо вы сдались! А то — вот бог! — решился я Содрать с вас шкуру начисто... На барабан напялил бы И подарил полку! Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха! (Хохочет — рад придумочке): Вот был бы барабан!» Идем домой понурые... Два старика кряжистые Смеются... Ай, кряжи! Бумажки сторублевые Домой под подоплекою Нетронуты несут! Как уперлись мы нищие — Так тем и отбоярились! Подумал я тогда: «Ну, ладно ж! черти сивые, Вперед не доведется вам Смеяться надо мной!» И прочим стало совестно, На церковь побожилися: «Вперед не посрамимся мы, Под розгами умрем!» Понравились помещику Корёжские лобанчики, Что год — зовет... дерет... Отменно драл Шалашников, А не ахти великие Доходы получал: Сдавались люди слабые, А сильные за вотчину Стояли хорошо. Я тоже перетерпливал, Помалчивал, подумывал: «Как ни дери, собачий сын, А всей души не вышибешь, Оставишь что-нибудь! Как примет дань Шалашников, Уйдем — и за заставою Поделим барыши: «Что денег-то осталося! Дурак же ты, Шалашников!» И тешилась над барином Корёга в свой черед! Вот были люди гордые! А нынче дай затрещину — Исправнику, помещику Тащат последний грош! Зато купцами жили мы... Подходит лето красное, Ждем грамоты... Пришла... А в ней уведомление, Что господин Шалашников Под Варною убит. Жалеть не пожалели мы, А пала дума на сердце: «Приходит благоденствию Крестьянскому конец!» И точно: небывалое Наследник средство выдумал: К нам немца подослал. Через леса дремучие, Через болота топкие Пешком пришел, шельмец! Один как перст: фуражечка Да тросточка, а в тросточке Для уженья снаряд. И был сначала тихонький: «Платите сколько можете». — Не можем ничего! — «Я барина уведомлю». — Уведомь!.. — Тем и кончилось. Стал жить да поживать; Питался больше рыбою; Сидит на речке с удочкой Да сам себя то по носу, То по лбу — бац да бац! Смеялись мы: — Не любишь ты Корёжского комарика... Не любишь, немчура?.. — Катается по бережку, Гогочет диким голосом, Как в бане на полке... С ребятами, с девочками Сдружился, бродит по лесу... Недаром он бродил! «Коли платить не можете, Работайте!» — А в чем твоя Работа? — «Окопать Канавками желательно Болото...» Окопали мы... «Теперь рубите лес...» — Ну, хорошо! — Рубили мы, А немчура показывал, Где надобно рубить. Глядим: выходит просека! Как просеку прочистили, К болоту поперечины Велел по ней возить. Ну, словом: спохватились мы, Как уж дорогу сделали, Что немец нас поймал! Поехал в город парочкой! Глядим, везет из города Коробки, тюфяки; Откудова ни взялися У немца босоногого Детишки и жена. Повел хлеб-соль с исправником И с прочей земской властию, Гостишек полон двор! И тут настала каторга Корёжскому крестьянину — До нитки разорил! А драл... как сам Шалашников! Да тот был прост; накинется Со всей воинской силою, Подумаешь: убьет! А деньги сунь, отвалится, Ни дать ни взять раздувшийся В собачьем ухе клещ. У немца — хватка мертвая: Пока не пустит по миру, Не отойдя сосет! — «Как вы терпели, дедушка?» — А потому терпели мы, Что мы — богатыри. В том богатырство русское. Ты думаешь, Матренушка, Мужик — не богатырь? И жизнь его не ратная, И смерть ему не писана В бою — а богатырь! Цепями руки кручены, Железом ноги кованы, Спина... леса дремучие Прошли по ней — сломалися. А грудь? Илья-пророк По ней гремит — катается На колеснице огненной... Всё терпит богатырь! И гнется, да не ломится, Не ломится, не валится... Ужли не богатырь?» «Ты шутишь шутки, дедушка! — Сказала я. — Такого-то Богатыря могучего, Чай, мыши заедят!» — Не знаю я, Матренушка. Покамест тягу страшную Поднять-то поднял он, Да в землю сам ушел по грудь С натуги! По лицу его Не слезы — кровь течет! Не знаю, не придумаю, Что будет? Богу ведомо! А про себя скажу: Как выли вьюги зимние, Как ныли кости старые, Лежал я на печи; Полеживал, подумывал: Куда ты, сила, делася? На что ты пригодилася? — Под розгами, под палками По мелочам ушла! — «А что же немец, дедушка?» — А немец как ни властвовал. Да наши топоры Лежали — до поры! Осьмнадцать лет терпели мы. Застроил немец фабрику, Велел колодец рыть. Вдевятером копали мы, До полдня проработали, Позавтракать хотим. Приходит немец: «Только-то?..» И начал нас по-своему, Не торопясь, пилить. Стояли мы голодные, А немец нас поругивал Да в яму землю мокрую Пошвыривал ногой. Была уж яма добрая... Случилось, я легонечко Толкнул его плечом, Потом другой толкнул его, И третий... Мы посгрудились... До ямы два шага... Мы слова не промолвили, Друг другу не глядели мы В глаза... а всей гурьбой Христьяна Христианыча Поталкивали бережно Всё к яме... всё на край... И немец в яму бухнулся, Кричит: «Веревку! лестницу!» Мы девятью лопатами Ответили ему. «Наддай!» — я слово выронил, — Под слово люди русские Работают дружней. «Наддай! наддай!» Так наддали, Что ямы словно не было — Сровнялася с землей! Тут мы переглянулися... — Остановился дедушка. «Что ж дальше?» — Дальше: дрянь! Кабак... острог в Буй-городе. Там я учился грамоте, Пока решили нас. Решенье вышло: каторга И плети предварительно; Не выдрали — помазали, Плохое там дранье! Потом... бежал я с каторги... Поймали! не погладили И тут по голове. Заводские начальники По всей Сибири славятся — Собаку съели драть. Да нас дирал Шалашников Больней — я не поморщился С заводского дранья. Тот мастер был — умел пороть! Он так мне шкуру выделал, Что носится сто лет. А жизнь была нелегкая. Лет двадцать строгой каторги, Лет двадцать поселения. Я денег прикопил, По манифесту царскому Попал опять на родину, Пристроил эту горенку И здесь давно живу. Покуда были денежки, Любили деда, холили, Теперь в глаза плюют! Эх, вы, Аники-воины! Со стариками, с бабами Вам только воевать... — Тут кончил речь Савельюшка... — «Ну что ж? — сказали странники. — Досказывай, хозяюшка, Свое житье-бытье!» — Невесело досказывать. Одной беды бог миловал: Холерой умер Ситников, — Другая подошла. — «Наддай!» — сказали странники (Им слово полюбилося) И выпили винца...
1Деревенский колодец.
2Полуимпериалы.
© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.
©1996—2024 Алексей Комаров. Подборка произведений, оформление, программирование.
Яндекс.Метрика