LVII

На другой день Нехлюдов поехал к адвокату и сообщил ему дело Меньшовых, прося взять на себя защиту. Адвокат выслушал и сказал, что посмотрит дело, и если все так, как говорит Нехлюдов, что весьма вероятно, то он без всякого вознаграждения возьмется за защиту. Нехлюдов, между прочим, рассказал адвокату о содержимых ста тридцати человеках по недоразумению и спросил, от кого это зависит, кто виноват. Адвокат помолчал, очевидно желая ответить точно. — Кто виноват? Никто, — сказал он решительно, — Скажите прокурору — он скажет, что виноват губернатор, скажите губернатору — он скажет, что виноват прокурор. Никто не виноват. — Я сейчас еду к Масленникову и скажу ему. — Ну-с, это бесполезно, — улыбаясь, возразил адвокат. — Это такая — он не родственник и не друг? — это такая, с позволения сказать, дубина и вместе с тем хитрая скотина. Нехлюдов, вспомнив, что говорил Масленников про адвоката, ничего не ответил и, простившись, поехал к Масленникову. Масленникова Нехлюдову нужно было просить о двух вещах: о переводе Масловой в больницу и о ста тридцати бесписьменных, безвинно содержимых к остроге. Как ни тяжело ему было просить человека, которого он не уважал, это было единственное средство достигнуть цели, и надо было пройти через это. Подъезжая к дому Масленникова, Нехлюдов увидал у крыльца несколько экипажей: пролетки, коляски и кареты, и вспомнил, что как раз нынче был тот приемный день жены Масленникова, в который он просил его приехать. В то время как Нехлюдов подъезжал к дому, одна карета стояла у подъезда, и лакей в шляпе с кокардой и пелерине подсаживал с порога крыльца даму, подхватившую свой шлейф и открывшую черные тонкие щиколотки в туфлях. Среди стоящих уже экипажей он узнал закрытое ландо Корчагиных. Седой румяный кучер почтительно и приветливо снял шляпу, как особенно знакомому барину. Не успел Нехлюдов спросить швейцара о том, где Михаил Иванович (Масленников), как он сам показался на ковровой лестнице, провожая очень важного гостя, такого, какого он провожал уже не до площадки, а до самого низа. Очень важный военный гость этот, сходя, говорил по-французски об аллегри в пользу приютов, устраиваемых в городе, высказывая мнение, что это хорошее занятие для дам: «Им весело, и деньги собираются». — Qu'elles s'amusent et que le bon Dieu les bénisse...1 А, Нехлюдов, здравствуйте! Что давно вас не видно? — приветствовал он Нехлюдова. — Allez presenter vos devoirs à madame2. И Корчагины тут. Et Nadine Bukshevden. Toutes les jolies femmes de la ville3, — сказал он, подставляя и несколько приподнимая свои военные плечи под подаваемую ему его же великолепным с золотыми галунами лакеем шинель. — Au revoir, mon cher!4 — Он пожал руку Масленникову. — Ну, пойдем наверх, как я рад! — возбужденно заговорил Масленников, подхватывая под руку Нехлюдова и, несмотря на свою корпуленцию, быстро увлекая его наверх. Масленников был в особенно радостном возбуждении, причиной которого было оказанное ему внимание важным лицом. Казалось, служа в гвардейском, близком к царской фамилии полку, Масленникову пора бы привыкнуть к общению с царской фамилией, но, видно, подлость только усиливается повторением, и всякое такое внимание приводило Масленникова в такой же восторг, в который приходит ласковая собачка после того, как хозяин погладит, потреплет, почешет ее за ушами. Она крутит хвостом, сжимается, извивается, прижимает уши и безумно носится кругами. То же самое был готов делать Масленников. Он не замечал серьезного выражения лица Нехлюдова, не слушал его и неудержимо влек его в гостиную, так что нельзя было отказаться, и Нехлюдов шел с ним. — Дело после; что прикажешь — все сделаю, — говорил Масленников, проходя с Нехлюдовым через залу — доложите генеральше, что князь Нехлюдов, — на ходу сказал он лакею. Лакей иноходью, обгоняя их, двинулся вперед. — Vous n'avez qu'à ordonner5. Но жену повидай непременно. Мне и то досталось за то, что я тот раз не привел тебя. Лакей уже успел доложить, когда они вошли, и Анна Игнатьевна, вице-губернаторша, генеральша, как она называла себя, уже с сияющей улыбкой наклонилась к Нехлюдову из-за шляпок и голов, окружавших ее у дивана. На другом конце гостиной у стола с чаем сидели барыни и стояли мужчины — военные и штатские, и слышался неумолкаемый треск мужских и женских голосов. — Enfin!6 Что же это вы нас знать не хотите? Чем мы вас обидели? Такими словами, предполагавшими интимность между нею и Нехлюдовым, которой никогда не было, встретила Анна Игнатьевна входящего. — Вы знакомы? Знакомы? Мадам Белявская, Михаил Иванович Чернов. Садитесь поближе. — Мисси, venez donc à notre table. Ou vous apportera votre thé...7 И вы... — обратилась она к офицеру, говорившему с Мисси, очевидно забыв его имя, — пожалуйте сюда. Чаю, князь, прикажете? — Ни за что, ни за что не соглашусь: она просто не любила, — говорил женский голос. — А любила пирожки. — Вечно глупые шутки, — со смехом вступилась другая дама в высокой шляпе, блестевшая шелком, золотом и камнями. — C'est excellent8 — эти вафельки, и легко. Подайте еще сюда. — Что же, скоро едете? — Да уж нынче последний день. От этого мы и приехали. — Такая прелестная весна, так хорошо теперь в деревне! Мисси в шляпе и каком-то темно-полосатом платье, схватывавшем без складочки ее тонкую талию, точно как будто она родилась в этом платье, была очень красива. Она покраснела, увидав Нехлюдова. — А я думала, что вы уехали, — сказала она ему. — Почти уехал, — сказал Нехлюдов. — Дела задерживают. Я и сюда приехал по делу. — Заезжайте к мама. Она очень хочет вас видеть, — сказала она, и, чувствуя, что она лжет и он понимает это, покраснела еще больше. — Едва ли успею, — мрачно ответил Нехлюдов, стараясь сделать вид, что не заметил, как она покраснела. Мисси сердито нахмурилась, пожала плечами и обратилась к элегантному офицеру, который подхватил у нее из рук порожнюю чашку и, цепляя саблей за кресла, мужественно перенес ее на другой стол. — Вы должны тоже пожертвовать для приюта. — Да я и не отказываюсь, но хочу приберечь всю свою щедрость до аллегри. Там я выкажу себя уже во всей силе. — Ну, смотрите! — послышался явно притворно смеющийся голос. Приемный день был блестящий, и Анна Игнатьевна была в восхищении. — Мне Мика говорил, что вы заняты в тюрьмах. Я очень понимаю это, — говорила она Нехлюдову. — Мика (это был ее толстый муж, Масленников) может иметь другие недостатки, но вы знаете, как он добр. Все эти несчастные заключенные — его дети. Он иначе не смотрит на них. Il est d'une bonté...9 Она остановилась, не найдя слов, которые могли бы выразить bonté того ее мужа, по распоряжению которого секли людей, и тотчас же, улыбаясь, обратилась к входившей старой сморщенной старухе в лиловых бантах. Поговорив, сколько нужно было, и так бессодержательно, как тоже нужно было, для того чтобы не нарушить приличия, Нехлюдов встал и подошел к Масленникову. — Так, пожалуйста, можешь ты меня выслушать? — Ах, да! Ну, что же? Пойдем сюда. Они вошли в маленький японский кабинетик и сели у окна.
1 Пусть веселятся и да благословит их Бог(франц.).
2 Подите засвидетельствуйте почтение хозяйке (франц.).
3 И Надин Буксгевден. Все городские красавицы (франц.).
4 До свиданья, дорогой мой! (франц.)
5 Тебе стоит только приказать (франц.).
6 Наконец! (франц.)
7 идите к нашему столу. Вам сюда подадут чай (франц.)
8 Великолепно (франц.).
9 Он так добр(франц.).
57/129
© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.
©1996—2024 Алексей Комаров. Подборка произведений, оформление, программирование.
Яндекс.Метрика