Мальцева отдали под суд, и началось следствие. Меня вызвал следователь и спросил, что я думаю о происшествии с курьерским поездом. Я ответил, что думал, — что Мальцев не виноват.— Он ослеп от близкого разряда, от удара молнии, — сказал я следователю. — Он был контужен, и нервы, которые управляют зрением, были у него повреждены... Я не знаю, как это нужно сказать точно.— Я вас понимаю, — произнес следователь, — вы говорите точно. Это все возможно, но не достоверно. Ведь сам Мальцев показал, что он молнии не видел.— А я ее видел, и смазчик ее тоже видел.— Значит, молния ударила ближе к вам, чем к Мальцеву, — рассуждал следователь. — Почему же вы и смазчик не контужены, не ослепли, а машинист Мальцев получил контузию зрительных нервов и ослеп? Как вы думаете?Я стал в тупик, а затем задумался.— Молнию Мальцев увидеть не мог, — сказал я.Следователь удивленно слушал меня.— Он увидеть ее не мог. Он ослеп мгновенно — от удара электромагнитной волны, которая идет впереди света молнии. Свет молнии есть последствие разряда, а не причина молнии. Мальцев был уже слепой, когда молния засветилась, а слепой не мог увидеть света.— Интересно, — улыбнулся следователь. — Я бы прекратил дело Мальцева, если бы он и сейчас был слепым. Но вы же знаете, теперь он видит так же, как мы с вами.— Видит, — подтвердил я.— Был ли он слепым, — продолжал следователь, — когда на огромной скорости вел курьерский поезд в хвост товарному поезду?— Был, — подтвердил я.Следователь внимательно посмотрел на меня.— Почему же он не передал управление паровозом вам или, по крайней мере, не приказал вам остановить состав?— Не знаю, — сказал я.— Вот видите, — говорил следователь. — Взрослый сознательный человек управляет паровозом курьерского поезда, везет на верную гибель сотни людей, случайно избегает катастрофы, а потом оправдывается тем, что он был слеп. Что это такое?— Но ведь он и сам бы погиб! — говорю я.— Вероятно. Однако меня больше интересует жизнь сотен людей, чем жизнь одного человека. Может быть, у него были свои причины погибнуть.— Не было, — сказал я.Следователь стал равнодушен; он уже заскучал от меня, как от глупца.— Вы все знаете, кроме главного, — в медленном размышлении сказал он. — Вы можете идти.От следователя я пошел на квартиру Мальцева.— Александр Васильевич, — сказал я ему, — почему вы не позвали меня на помощь, когда ослепли?— А я видел, — ответил он. — Зачем ты нужен мне был?— Что вы видели?— Все: линию, сигналы, пшеницу в степи, работу правой машины — я все видел...Я озадачился.— А как же так у вас вышло? Вы проехали все предупреждения, вы шли прямо в хвост другому составу...Бывший механик первого класса грустно задумался и тихо ответил мне, как самому себе:— Я привык видеть свет, и я думал, что вижу его, а я видел его тогда только в своем уме, в воображении. На самом деле я был слепой, но я этого не знал. Я и в петарды не поверил, хотя и услышал их: я подумал, что ослышался. А когда ты дал гудки остановки и закричал мне, я видел впереди зеленый сигнал, я сразу не догадался.Теперь я понял Мальцева, но не знал, почему он не скажет о том следователю — о том, что после того, как он ослеп, он еще долго видел мир в своем воображении и верил в его действительность. И я спросил об этом Александра Васильевича.— А я ему говорил, — ответил Мальцев.— А он что?— «Это, говорит, ваше воображение было; может, вы и сейчас воображаете что-нибудь, я не знаю. Мне, говорит, нужно установить факты, а не ваше воображение или мнительность. Ваше воображение — было оно или нет — я проверить не могу, оно было лишь у вас в голове; это ваши слова, а крушение, которое чуть-чуть не произошло, — это действие».— Он прав, — сказал я.— Прав, я сам знаю, — согласился машинист. — И я тоже прав, а не виноват. Что же теперь будет?— В тюрьме сидеть будешь, — сообщил я ему.