Овальный стол, огромный. Вдоль по залуПроходят дамы, слуги — на столеОгни свечей, горящих в хрустале,Колеблются. Но скупо внемлет балу,Гремящему в банкетной, и речамМелькающих по залу милых дамКруг игроков. Все курят. Беглым светомБлестят огни по жирным эполетам.Зал, белый весь, прохладен и велик.Под люстрой тень. Меж золотисто-смуглыхБольших колонн, меж окон полукруглых —Портретный ряд: вон Павла плоский лик,Вон шелк и груди важной Катерины,Вон Александра узкие лосины...За окнами — старинная МоскваИ звездной зимней ночи синева.Задумчивая женщина прижалаПлаток к губам; у мерзлого окнаСидит она, спокойна и бледна,Взор устремив на тусклый сумрак зала,На одного из штатских игроков,И чувствует он тьму ее зрачков,Ее очей, недвижных и печальных,Под топот пар и гром мазурок бальных.Немолод он и на руке кольцо.Весь выбритый, худой, костлявый, стройный,Он мечет зло, со страстью беспокойной.Вот поднимает желчное лицо, —Скользит под красновато-черным кокомЛоск костяной на лбу его высоком, —И говорит: «Ну что же, генерал,Я, кажется, довольно проиграл? —Не будет ли? И в картах и в любовиМне не везет, а вы счастливый муж,Вас ждет жена...» — «Нет, Стоцкий, почему ж?Порой и я люблю волненье крови», —С усмешкой отвечает генерал.И длится штос, и длится светлый бал...Пред ужином, в час ночи, генералаЖена домой увозит: «Я устала».В пустом прохладном зале только дым,В столовых шумно, говор и расспросы,Обносят слуги тяжкие подносы,Князь говорит: «А Стоцкий где? Что с ним?»Муж и жена — те в темной колымаге,Спешат домой. Промерзлые сермяги,В заиндевевших шапках и лаптях,Трясутся на передних лошадях.Москва темна, глуха, пустынна, — поздно.Визжат, стучат в ухабах подреза,Возок скрипит. Она во все глазаГлядит в стекло — там, в синей тьме морозной,Кудрявится деревьев серых мглаИ мелкие блистают купола...Он хмурится с усмешкой: «Да, вот чудо!Нет Стоцкому удачи ниоткуда!»22.VII.16