В полчаса
Против постоялого — большой каменный дом. Видимо, какого-нибудь купца. Над воротами вывеска, которую раньше не заметил: «Каинская уездная земская управа».
Из ворот выходят крестьяне. Небольшими группами, человек по пять-шесть. Одна группа задержалась в воротах. Раскуривают.
Кирибаев переходит дорогу.
— Что много народу плывет?
— Собрания тут была.
— Насчет чего?
— Да обо всем. О школах сейчас шумаркались.
— Денег, поди, нет?
— Это нашли бы. Учителя нет. Половина школ без дела.
— Ребята баклуши бьют, а им хоть бы что! — оживленно откликается один крестьянин.
— Выбирали, так что́ сулили! У нас школы первым делом. Нарошно двух учителей посадили в управу.
— Не выходит, значит, у них дело? — замечает одетый хуже других высокий мужик.
— Про кого это говоришь? — злобно набрасывается на него старик, не проронивший до этого ни одного слова. — На ту, видно, сторону гнешь!
— Никуда не гну. Говорю, не выходит дело, и вся.
— Ребят-то у тебя раньше учили? Лучше, по-твоему, было при той власти?
— Да не к тому я. Чего присыкаешься. К слову пришлось.
Старик поворачивает вправо от ворот и бурчит:
— Как чирей на язык — слова-то у них! Посадить вот сукина сына.
— Садили которые! Поди донеси! Похвалят на старости лет. Медаль дадут. Мне вон дали... за японску.
Потом, обращаясь к другим, прибавляет:
— По бокам надпись: «Вознесет тебя господь в свое время». Ловко?
— Чистохвалы, известно, — неохотно соглашается один. Остальные молчат.
Кирибаев жадно прислушивается.
Делает выводы:
«Есть, значит, свои по деревням. Туда надо. Нельзя ли учителем заделаться?»
В коридоре управы поймал председателя. Бойкий, подвижной человек кооперативно-учительского вида. Небрежно слушает кирибаевский рассказ о причинах остановки.
Вертит в руках «документ» Кирибаева и быстро заключает:
— Пустяки. Видно, что интеллигентный человек. Идите в отдел. Там выберите место.
— Куда это?
— Через квартал. К собору. Там Кузьмина спросите. Записку вот передайте.
В отделе чувашин-секретарь Кузьмич Кузьмин обрадовался новому учителю.
— Вам куда желательно?
— Много разве мест?
— В сорока трех школах совсем нет учителей. Да и в остальные пополнения надо.
— Где бы посмотреть?
— Список у нас есть. Карту вон взгляните.
Кузьмин указывает на карту уезда, которая резко делится на две полосы: зеленую и светло-коричневую — лес и степь.
Красными кружками отмечены на карте школы. Только два-три кружка с двойной обводкой. Это школы повышенного типа.
Кирибаев тянется к крайнему пятнышку в северо-восточной стороне зеленой полосы.
Прочитывает вслух надпись: Бергуль.
Секретарь еще больше оживился.
— В Бергуль можно. Там уже давно ждут учителя. Школа там новая.
— И лес там? — спрашивает Кирибаев.
— Лесу там! о-о! Коренной урман. Рёмы. Постройки на подбор.
— Далеко отсюда?
— Ну, верст сто с лишним. (Лишек потом оказался тоже сотней.)
— Так вот на Бергуле и остановимся.
— Пишите заявление.
Услужливо предлагает бумагу, перо. Даже стул придвинул.
«Сошлись, значит», — ухмыляется про себя Кирибаев и пишет: «Представляя при сем удостоверение... №... прошу...»
Секретарь берет написанное, заносит в книгу, пишет что-то на особом листе и уходит.
— Вы подождите, я скоро, — бросает он при выходе.
Кирибаев слоняется по комнате и от безделья рассматривает какие-то диаграммы.
Минут через пятнадцать Кузьмин возвращается и весело говорит:
— Ну, теперь вы — бергульский учитель. Получите удостоверение. Когда поедете?
— Да мне хоть сейчас, ждать нечего, — отвечает Кирибаев, свертывая бумажку, где значится, что такой-то «есть действительно учитель Бергульской школы Биазинской волости, Каинского уезда». Есть печать и три подписи. На этот раз не фальшивые.
— Прогонную сейчас достанем, — говорит Кузьмин и дает распоряжение делопроизводителю сходить куда-то.
Мальчуган-делопут быстро уходит и минут через пять приносит прошнурованную книжечку листов на тридцать «на право взимания двух обывательских лошадей».
Кузьмин деловито объясняет, где земская станция и где взять школьные пособия для Бергульской школы.
© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.