Упрямый отец

«Ты хоть плачь, хоть не плачь — быть по-моему! Я сказал тебе: не послушаю! Молода еще, рано умничать! „Мой жених-де вот и буян и мот, Он в могилу свел жену первую...“ Ты скажи прямей: мне, мол, батюшка, Полюбился сын Кузьмы-мельника. Так сули ты мне горы золота — Не владеть тобой сыну знахаря. Он добро скопил, — пусть им хвалится, Наживи же он имя честное! Я с сумой пойду, умру с голода, Не отдам себя на посмешище, — Не хочу я быть родней знахаря! Колдунов у нас в роду не было. А ты этим-то мне, бесстыдница, За мою хлеб-соль платить вздумала, Женихов своих пересуживать! Да ты знаешь ли власть отцовскую? С пастухом, велю, под венец пойдешь! Не учи, скажу: так мне хочется!» Захватило дух в груди дочери, Полотна белей лицо сделалось, И, дрожа как лист, с мольбой горькою К старику она в ноги бросилась: «Пожалей меня, милый батюшка, Не сведи меня во гроб заживо! Аль в избе твоей я уж лишняя, У тебя в дому не работница?.. Ты, кормилец мой, сам говаривал, Что не выдашь дочь за немилого. Не губи же ты мою молодость: Лучше в девках я буду стариться. День и ночь сидеть за работою! Откажи, родной, свахе засланной». — «Хороша твоя речь, разумница; Только где ты ей научилася? Понимаю я, что ты думаешь: Мой отец, мол, стар, — ему белый гроб, Красной девице своя волюшка... Али, может быть, тебе не любо, Что отец в почет по селу пойдет, Что богатый зять тестю бедному При нужде порой будет помочью? Так ступай же ты с моего двора, Чтоб ноги твоей в доме не было!» — «Не гони меня, сжалься, батюшка, Ради горьких слез моей матушки! Ведь она тебя богом, при смерти, Умоляла быть мне защитою... Не гони, родной: я ведь кровь твоя!» — «Знаю я твои бабьи присказки! Что, по мертвому, что ль, расплакалась? Да хоть встань твоя мать-покойница, Я и ей скажу: „Быть по-моему!“ Прокляну, коли́ не послушаешь!..» Протекло семь дней: дело сладилось. Отец празднует свадьбу дочери. За столом шумят гости званые; Под хмельком старик пляшет с радости, Зятем, дочерью выхваляется. Зять сидит в углу, гладит бороду, На плечах его кафтан новенький, Сапоги с гвоздьми, с медной прошвою,¹ Подпоясан он красным поясом. Молодая с ним сидит об руку; Сарафан на ней с рядом пуговок, Кичка с бисерным подзатыльником, — Но лицо белей снега чистого: Верно, много слез красной девицей До венца в семь дней было пролито. Вот окончился деревенский пир. Проводил старик с двора детище. Только пыль пошла вдоль по улице, Когда зять, надев шляпу на ухо, Во весь дух пустил тройку дружную, И без умолку под дугой большой Залилися два колокольчика. Замолчало всё в селе к полночи, Не спалось только сыну мельника; Он сидел и пел на завалине: То души тоска в песне слышалась, То разгул, будто воля гордая На борьбу звала судьбу горькую. Стал один старик жить хозяином, Молодую взял в дом работницу... Выпал первый снег. Зиму-матушку Деревенский люд встретил весело; Мужички в извоз отправляются, На гумнах везде молотьба идет, А старик почти с утра до ночи В кабаке сидит пригорюнившись. «Что, старинушка, чай, богатый зять Хорошо живет с твоей дочерью?..» — Под хмельком ему иной вымолвит; Вмиг сожмет Пахом брови с проседью И, потупив взор, скажет нехотя: «У себя в дому за женой смотри, А в чужую клеть не заглядывай!» — «За женой-то мне глядеть нечего; Лучше ты своим зятем радуйся: Вон теперь в грязи он на улице». Минул свадьбе год. Настал праздничек, Разбудил село колокольный звон. Мужички идут в церковь весело; На крещеный люд смотрит солнышко. В церкви божией белый гроб стоит, По бокам его два подсвечника; В головах один, в зипуне худом, Сирота-Пахом думу думает И не сводит глаз с мертвой дочери... Вот окончилась служба долгая, Мужички снесли гроб на кладбище; Приняла земля дочь покорную. Обернулся зять к тестю бледному И сказал, заткнув руки за́ пояс: «Не пришлось пожить с твоей дочерью! И хлеб-соль была, кажись, вольная, А всё как-то ей нездоровилось...» А старик стоял над могилою, Опустив в тоске на грудь голову... И когда на гроб земля черная С шумом глыбами вдруг посыпалась — Пробежал мороз по костям его, И ручьем из глаз слезы брызнули... И не раз с тех пор в ночь бессонную Этот шум ему дома слышался. 18 марта — апрель 1854

1 В некоторых селах Воронежской губернии задники крестьянских сапог прошиваются для щегольства медною проволокою.

о тексте

© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.