Уличная встреча

Словно безлюдный, спокоен весь город. Солнце чуть видно сквозь сеть облаков, Пусто на улице. Утренний холод Вывел узоры на стеклах домов. Крыши повсюду покрыты коврами Мягкого снега; из труб там и сям Дым подымается кверху столбами, Вьется, редеет, подобно клочкам Тучек прозрачных, — и вдаль улетает... Скучная улица! Верно, народ Здесь неохотно дворы покидает... Вот только баба, согнувшись, несет Гробик под мышкою... Вот и другая Встретилась с нею, поклон отдала, Кланяясь, молвила: «Здравствуй, родная!» Остановилась и речь повела:

«Кому же этот гробик-то Ты, мать моя, взяла, Сыночек, что ли, кончился Иль дочка умерла?» — «Сынка, моя голубушка, Сбираюсь хоронить; Да вот насилу сбилася И гробик-то купить. А уж свечей и ладану Не знаю где и взять.... Есть старый самоваришко, Хочу в заклад отдать. Муж болен. Вот три месяца Лежит всё на печи, Просить на бедность — совестно, Хоть голосом кричи!» — «И, мать! и я стыдилася Просить в твои года... Глупа была, уж что таить, Глупа да и горда. Теперь привыкла, горя нет; Придешь в знакомый дом, Поплачешь да поклонишься, Расскажешь обо всем: Вдова, мол, я несчастная... Глядишь — присесть велят, Дадут какое платьишко И к чаю пригласят. Другое дело, мать моя, Под окнами ходить, — Вестимо, это совестно, Уж надо нищей быть. А примут тебя в комнате, — Какой же тут порок?.. Ты, кажется, кручинишься, Что помер твой сынок?» — «Ох, я ведь с ним заботушки Немало приняла!.. Кормить его, по немочи, Я грудью не могла. Поутру жидкой кашицы Вольешь ему в рожок, Сосет ее он, бедненький, Да тем и сыт денек. Тут, знаешь, у нас горенка Зимой-то что ледник, — Чуть сонный он размечется, Ну и подымет крик... И весь дрожит от холода... Начнешь ему дышать На красные ручонки-то, Ну и заснет опять». — «И плакать тебе нечего, Что бог его прибрал... Он, мать моя, я думаю, Недолго прохворал?» — «С неделю, друг мой, маялся И не́ брал в рот рожка; Бывало, только капельку Проглотит молока. Вчера, моя голубушка, Ласкаю я его, Глядь — слезки навернулися На глазках у него, Как будто жизнь безгрешную Он кинуть не хотел... А умер тихо, бедненький, Как свечка, догорел!» — «О чем же ты заплакала? Тут воля не твоя. И дети-то при бедности — Железы, мать моя! Вот у меня Аринушка И умница была, По бархату, душа моя, Шить золотом могла; Бывало, за работою До петухов сидит, А мне с поклоном по людям И выйти не велит: „Сама уж, дескать, маменька, Я пропитаю вас“. Работала, работала, — Да и лишилась глаз. Связала мои рученьки: Ведь чахнет от тоски; Слепа, а вяжет кое-как Носчишки да чулки. Чужого калача не съест, А если и возьмет Кусок какой от голода, Всё сердце надорвет: И ест, и плачет глупая; Журишь — ответа нет... Вот каково при бедности С детьми-то жить, мой свет!..» — «Ох, горько, моя милая! Растет дитя — печаль, Умрет оно — своя ведь кровь, Жаль, друг мой, крепко жаль!» — «Молися богу, мать моя, — Не надобно тужить. Прости же, я зайду к тебе Блинов-то закусить».

Бабы расстались. На улице снова Пусто. Заборы и стены домов Смотрят печально и как-то сурово. Солнце за длинной грядой облаков Спряталось. Небо так бледно, бесцветно, Точно как мертвое... И облака Так безотрадно глядят, бесприветно, Что поневоле находит тоска... Январь 1855

о тексте

© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.